Дорогие мои ПЧ!

[cates]

А не хотите ли поиграть на ночь глядя? Смысл игры состоит в том, что вы отмечаетесь в комментариях и я....
нет, не пишу вам драбблы.
Я даю вам пейринг и слово, на которые ВЫ пишете минидраббл для меня. Кидаете его в комментарии, а я соответственно вешаю его в этот пост.
*Наглость - второе счастье, да???*
Ну что? Если кто принимает условия игры, то - прошу в комменты. И называйте сразу фандом, по которому хотите творить!
И так - с почином
Пишет  Yuki and Shuichi:

Гвендаль/Гюнтер "салфетка"

Гюнтер всё утро искал Юури, дабы увлечь Его Величество в кабинет и приобщить к полезному делу. Иными словами, снова рассказывать историю их страны, взаимоотношение между мадзоку и людьми, различные военные события и прочее. Однако, Шибуи нигде не было видно, а мужчина обегал почти весь замок.
-Ваше Величество! Ваше Величество! – его крики были слышны далеко по коридору. –Ваше Вели…
Внезапно он врезался в Гвенделя. Тот, посмотрев на взмокшего советника, потянул ему салфетку.
-Он в сокровищнице, надеется спрятаться.
-О, благодарю, - ослепительная улыбка и Гюнтер уже бежал вниз по лестнице. А Гвендель продолжил свой путь в комнату, еле улыбаясь самыми кончиками губ. В конце концов, не только он должен страдать от настоятельного внимания Аниссины с её экспериментами.
-Гвендель! - донёсся до него окрик женщины


Пишет  MeryDay:

что-то на ночь на философию потянуло...

Западные и восточные традиции чем-то похожи между собой. Людям всегда свойственно верить, что смерть – это не конец, а лишь продолжение в огромной череде перевоплощений, начало чего-то большего. Вера всегда помогает смириться, понять, примириться на худой конец. Потому что остается маленькая надежда на то, что в конце своего пути ты встретишься со своими родными. В противоположность этому можно противопоставить знание. Теряется именно та острота ощущений, которые дает тебе вера. А Мураки знал, что… точнее, кто будет ждать его в конце пути.

Доктор никогда не был сентиментальным, однако год за годом в одно и тоже время он отменял все свои дела и приезжал к морю.
Толпы народу, столпившиеся у воды, всегда приносили легкое раздражение, ведь они так и не понимали ценность этого праздника. Пуская по воде красочные фонарики, люди свято верили в то, что указывают своим родным безопасный путь в царство мертвых и только Казутака знал, что это не так. Каждый раз, отправляя в плавание жалкую безделушку, он был уверен, что его подарок дойдет до адресата. Ведь мертвые тоже не должны забывать, что их ждет впереди.

«Не правда ли, Асато?»

Пишет  Nillogara:
YnM, Мураки/Ория, мини, G

Доктора Ория нашёл отдыхающим в кресле в одной из дальних комнат своих личных покоев. Бесшумно притворив за собой сёдзи, он прошёл в помещение и сел на футон напротив Мураки. В этой комнате, как и любой другой в Ко Каку Рю, всё было выдержано в традиционном японском стиле, и кресло, которое Мибу приобрёл специально для своего друга, на общем фоне выглядело почти что нелепо. «Почти что» – потому что бесконечно усталая светлая фигура Мураки Кадзутака смещала на себя центр композиции и тем самым гармонизировала окружающее пространство. Ория втайне восхищался этой его способностью, о которой доктор наверняка даже не подозревал: находиться рядом с Мураки было всегда приятно. Порой - вопреки всему. Ещё он отчего-то знал, что Кадзутака не спит, хоть глаза мужчины и были закрыты. Приняв удобное положение, Мибу по привычке погрузился в размышления, большей частью – в невесёлые.
Ория думал о Кадзу. О загадочных существах, что преследуют доктора который месяц. О его непонятных отношениях с тем иногда наивным, но таким опасным в гневе шинигами. О Тсузуки. Во всём этом была какая-то трудноуловимая, но существенная связь. Взгляд самурая делалался всё грустнее, пальцы незаметно сжимали краешек домашнего юката, гладкие тёмные пряди падали на спокойное, немного строгое лицо.
Когда Мибу перешёл к воспоминаниям о том, как чуть не потерял своего друга, Мураки, всё это время наблюдавший за ним из-под светлых полуопущенных ресниц, хрипло окликнул его. Ория вздрогнул, медленно, словно нехотя, расправил плечи, вопросительно посмотрел на доктора.
Тот поинтересовался:
- О какой персоне ты так сосредоточенно думаешь?
- Персона? – задумчиво повторил за ним Ория. - Странное слово ты выбрал для себя, Кадзу.
- Так значит…
- Так значит, - продолжил за него Мибу, - ты доволен?
- Тобой?..
Несмотря на полумрак, Ория хорошо видел, что уголки бледных губ доктора были по-прежнему устало опущены. Между тем его голос звучал так, будто Мураки улыбался. Мибу хорошо знал эти мелодичные, гипнотизирующие интонации.
- Всегда, - после некоторой паузы вкрадчиво ответил Мураки на свой собственный вопрос.
Еле слышно выдохнув, хозяин Ко Каку Рю поднялся с футона; прошелестело юката - он опустился у ног своего гостя.
- В таком случае, - чуть прищурившись, Мибу внимательно посмотрел на Мураки, - позволь себе немного отдохнуть.
Развернувшись спиной к Кадзу, Ория облокотился на его колени, этим жестом ясно давая понять, что пробудет рядом с ним столько, сколько потребуется.
– Сюда они не сунутся, - уверенно заключил он, притрагиваясь к ноге доктора.
На это блондин только утомлённо кивнул и прикрыл глаза. Через некоторое время Ория почувствовал, как рука Мураки, мягко сжимающая его правое плечо, расслабилась. Его друг спал.
Пишет  E.Godz: Ну, что-то вот такое вышло.
ШинДай. «контакт»

- Нужно просто наладить с ним контакт, - усмехнулся Зигберт и подмигнул Шин-О.
Да и правда, что может быть легче для генерала? Он мог поладить буквально с каждым, кого-то расположив к себе улыбкой, кого-то строгостью, других силой. Каждый в его армии был очарован главнокомандующим. Шин-О придерживался мнения, что наглость второе счастье и всегда, не стесняясь, шел к тому, кого хотел привлечь. Вот только…
- Великий Мудрец это не абы кто, - вздохнул Шин-О. – Вдруг ему не понравится мой вид? Если он подумает, что я не серьезен, то может отказаться поддержать нас! А без него нам придется трудненько! Я должен произвести на него впечатление!
- Новый плащик? – предложила Руфус.
- Очки? – задумчиво покрутил в руках пару стекол на проволочке Вальде.
- Вы бы его видели, - грустно сказал главнокомандующий. – Его не обманет внешний вид. Прекрасные черные волосы, гибкий стан, нежные руки, проницательные черные глаза. Смотрит и будто в душу заглядывает и все-все про тебя после одного взгляда знает.
- Вы что уже с ним познакомились?
- Нет, я издалека наблюдал.
- И не подошли?
Шин-о печально покачал головой. Соратники переглянулись.
Великий Мудрец тяжело вздохнул. Третий день он живет на опушке этого леса, дочитывая гениальный труд ученого позапрошлого столетия, посвященный исследованиям маджуцу. И третий день в кустах сидит этот странный тип и не отводит от него глаз. Раньше этот странноватый субъект ограничивался парой часов в день, а потом уходил по своим делам, но теперь сидит круглосуточно. Еду ему привозят друзья, при этом очень громко топая. Неужели этот таинственный шпион считает его глухим? Или сомневается в его уме? И зачем он вообще за ним следит? Третий день, чтобы искупаться и в туалет сходить, приходится невесть какие гениальные планы придумывать! Признаться, Мудрец заинтересовался на столько, что даже подзабыл о наступлении Властелина. Узнать, кто это и что ему нужно, стало навязчивой идеей. Но неужели Великий Мудрец будет носиться по кустам с мечом наголо, излавливая этого сталкера? Да ни за что!
Шин-О страдал. С каждым днем он все больше убеждался в божественном происхождении сококу и все меньше проявлял стремления подойти к нему. Очарованный главнокомандующий сидел в кустах, как мальчишка, и жевал привезенный Зигбертом сухпай в тот решающий для истории момент, когда Сококу изрек:
- Ах, - потянулся на поляне Великий Мудрец. – Как же иногда хочется, что бы кто-то вдруг пришел и составил компанию. Какой-нибудь мазоку на белом коне.
- Это шанс, - понял Шин-О.


Пишет  serranef: АйзенГин "пасквиль"

Осторожно: рейтинг

Острые коготки оцарапывают кожу на губах. Айзен рад тому, что это длится не более пары секунд. Гин… кажется, игра заходит слишком далеко.
- Гин…, - достаточно ровно произносит он. Для того, чьи глаза и руки плотно связаны красными оби он говорит довольно спокойно.
- Да, мой капитан? – в голосе сладкий яд. Указательный палец спустился с губ к груди обнажённого Айзена, оставляя на шее отчётливый красный след. Призрачное освещение в комнате, поддерживаемое реяцу Айзена, дрогнуло. Гин тихо рассмеялся. Ичимару знал звук, с которым каждую ночь захлопывается ловушка и бывший капитан пятого отряда сдаётся своим желаниями и рукам столь же бывшего лейтенанта. Первый тихий выдох накопившегося в груди Айзена возбуждения – вот этот звук.
- Что ты затеял сегодня, Гин?
- Ты скоро почувствуешь, - Ичимару наклоняется и целует губы лежащего под собой мужчины, по-лисьи слизывая с них усмешку. Соуске хочет большего, но большего ему никто не даст. Острый ноготь впивается в кожу груди, проводя полосу.
- Смутное ощущение, что ты перепутал меня с листком пергамента, - Айзен улыбается этой лёгкой боли. – Но, смею тебя заверить, пергамент практичнее – чернила не исчезают так быстро, как царапины.
- Смотря чем писать, мой капитан, - шёпот у самых губ.
- Чем же ты хочешь…
- Не это главное…
- … что же ты хочешь написать? – поправил себя Айзен и не удержался, поворачивая голову и ловя губы Гина. Дыхание стало одно на двоих. Ему не ответили, отстранились.
Гин сконцентрировал реяцу в пальце, после чего едва прикоснулся к коже, на которой тут же образовался ожог. Айзен дёрнулся, реяцу ками непроизвольно запульсировала в такт участившемуся сердцебиению, но Гин уже вылизывал контуры первой буквы, гася боль. В голосе звучал довольный смех.
- Это же всего лишь боль, мой капитан.
- Неожиданная, - он тонко улыбнулся. Только капелька пота на виске выдала напряжение, в котором только что находился ками. Гин сегодня щедр – тут же смахнул её губами. А после он только успевал чувствовать кожей судороги этого красивого тела под собой, пока выводил остальные буквы. Ловить губами чужие вздохи и не давать им вырваться, щадя гордость бывшего капитана – Гин взял на себя это приятное обязательство. Когда последняя буква была поставлена, а от рваных поцелуев уже болели губы Гин резко отстранился, любуясь своим шедевром.
- Вы так совершенны, мой капитан, - хищно улыбнулся Гин, чьё дыхание также сбилось. Всё же он не был железным, а вся ситуация дико заводила, – что даже мои небрежные иероглифы выглядят на вас просто великолепно.
- И за какую же фразу я должен тебя… благодарить? – Айзен глубоко дышал, но после столько длительного сеанса боли был предельно расслаблен. И возбуждён. И – им это нравилось.
- Попробуй прочесть, это вовсе не сложно… мой ками, - Гин опустился к груди и кончиком языка принялся обводить контуры слов.
- Ками… шини…, - последовательно проговаривал Соуске, анализируя прикосновения к обожжённой коже. – Ичим.. ару Гин, - касания прекратились. – Имя твоего банкая. «Богоубийца Ичимару Гин» - вот то, что ты написал, - Айзен усмехнулся. – Сколь тонкий намёк.
- Как бы я смел намекнуть, мой дражайший ками. Просто решил записать формулу высвобождения банкая, а то с памятью уже совсем плохо, а так, проводя с вами каждую ночь, я точно не забуду…
Внезапно Айзен разрывает сдерживающий руки оби, словно ставя точку в этой игре. Даже с повязкой на глазах он находит лицо Гина и зставляет наклониться к своим губам.
- Ты никогда не посмеешь предать меня. Это ложь.
- Тогда считай, что я написал на тебе изящный пасквиль.
- Не шути с этим. Иногда даже с острия лезвия можно сорваться.
- Если только кто-то нарушит равновесие, мой капитан. Кто первый из нас это сделает? – шепчет Гин и нельзя понять, боль в его голосе или смех.
- Замолчи, - отчётливо произносит Айзен, срывая с себя повязку и затыкая любовника поцелуем. Секунда – и роли кардинально меняются и вот уже Гин извивается в сильных руках, шепчет что-то, выгибается, совершенно по-лисьи скулит. Сейчас им обоим кажется, что начертанное на теле действительно является изящным пасквилем.

Пишет  Лейриаль:
- Шори? Я тебя не отвлекаю? – заслышав в трубке голос любимого, старший Шибуя нервно огляделся.
- Нет, Джениус, все в порядке, я уже бегу домой, меня профессор Такато задержал. – скороговоркой проговорил он, огромными прыжками приближаясь к родному подъезду.
- Жду, у меня для тебя сюрприз. – короткие гудки.
Шори не смог сдержать вздоха облегчения. С тех пор, как он вырвал Джениуса из цепких лапок Мураты Кена, они жили вместе в квартире, которую снимали его родители. Бывший глава Ордена оказался преданным, нежным, но очень ревнивым возлюбленным. Стоило старшему брату Юури где-то задержаться, то по возвращении его ждал грандиозный скандал, а уж упаси Ками, обнять кого!
«Эх, и угораздило нас с Юури влюбиться в ревнивцев». – мысленно вздохнул он, вспоминая супруга брата. – «Только Джениус не ругается и не дерется, а так укоряющее смотрит, и холодно цедит слова сквозь зубы, что лучше бы кричал».
И вот сейчас Шибуя поднимался по лестнице, перепрыгивая через две ступени и ввалился в прихожую едва дыша.
- Шори! Я так соскучился! – сильные руки помогли принять вертикальное положение, прижали к груди, мягкие губы проследили линию шеи.
- Джениус… - простонал Шори, вцепляясь обеими руками в мужчину. – Когда ты так делаешь я в желе превращаюсь. – черные глаза немного обиженно смотрели в смеющиеся сиреневые.
- Я знаю, и не могу удержаться. – Джениус собственнически поцеловал губы возлюбленного, и с трудом оторвавшись, проговорил. – пойдем, сюрприз покажу.
Слегка надувшись, Шори пошел следом за ним, по опыту зная, если что тот решил, лучше сделать, а не противится.
«Подумать только, Джениус меня так выдрессировал, сделал более терпеливым и спокойным. А я-то, наивный, думал, я учить его буду».
- Вот, я все сам приготовил. – с гордостью обвел рукой накрытый стол Ворон.
- Ууух, здорово! – восхитился Шибуя, окидывая благодарным взглядом покрасневшего любовника. – Можно попробовать?
- Конечно! Садись.
Несколько минут слышалось хрумканье, пока Шори задумчиво не сказал:
- Ммм, какой-то странный привкус. И соли маловато.
- Чувствую. – нахмурился сиреневоглазый мужчина. – Странно, салат я сделал из рыбных консерв.
- Каких?
- Сейчас. – Ворон бросился к кухонному шкафчику и достал синюю баночку. – Вот этих вот.
- Оххххррр. – прохрипел Шори, зеленея, прочитав надпись на банке «Гурме. Сашими-комбо». – Джениус, это же корм для кошек!
- А что, люди их не едят? – охнул тот. Посмотрел на зелено-белое лицо возлюбленного, помрачнел.
- Не расстраивайся, я научу тебя читать. – Шори, усадил сококу себе на колени, поцеловал в висок. – Ты очень талантливый.
- Ладно, пойдем лучше кино посмотрим? Я купил диск с каким-то немецким фильмом. – шепнул Джениус, обнимая плечи Шибуи, не замечая, как тот напрягся.
«Немецкий? Мама! Это хуже сашими»!


Пишет  mart: ну вот)
Ставки
- С тобой напрасно играть на бирже. Не интересно в шахматы и бильярд. Кажется, Минк научил тебя всему, не положенному фурнитуру.
Рауль Ам закинул нога на ногу, недовольно глядя на рыжеволосого мужчину, который вопреки всем правилам остался жить. И жить на воле.
Глава Синдиката Ясон Минк то ли вольную ему дал, то ли просто пользуется его благодарностью. Более верного человека Рауль еще не встречал.
- Вы хотите поиграть, пока мы ждем господина Минка? – лицо неподвижно, а глаза смеются, и генетик в очередной раз напоминает себе, что хотел в новую линию петов заложить этот разрез, этот необыкновенный цвет.
Почему бы не поиграть? И так известно: блонди проиграть не могут.
Катце становится серьезным.
- На что играем, господин Ам?
Неожиданно с губ срывается:
- На тебя.
Катце открыто улыбается.
- Господин Минк меня не отдаст.
- Вот мы и проверим.
Катце уже смеется. Его лицо становится таким необыкновенно притягательным, что Рауль хватает планшет и делает зарисовку.
Рыжий мрачнеет.
- Я хотел загадать другое желание, но теперь требую одного: не делать петов с моей внешностью.
Рауль недовольно смотрит на него. Мебель ставит требования? Хотя…Какая мебель, если он сам предложил ставку? Как человек, право слово.
- Да, я обещаю. Если ты выиграешь, - и Рауль прячет планшет.
Рыжий интересно бледнеет. Сочетание белой кожи и пламенеющих волос. Рауль откровенно любуется.
- Мы играем один раз. Потому что знаю я ваши блондевские способности вычислять вероятности. Знаете игру «камень, ножницы, бумага»?
Рауль обращается к своей памяти и озвучивает:
- Примитивная детская игра, основанная на отсутствии транзитивности, но алгоритм определить несложно после нескольких игр. Камень затупляет ножницы, ножницы режут бумагу, а та заворачивает камень. Катце, вы и в самом деле надеетесь меня переиграть? Может, у вас есть еще какое-нибудь желание, если вдруг случится чудо? Ну, раз вы решились сделать ставку против своей несвободы. Я обещаю не делать петов с вашей внешностью, иначе Ясон мне голову оторвет, - Рауль улыбается вдруг, а сердце Катце ухает в пятки.
- Поэтому я и прошу играть один лишь раз, - мямлит он, ненавидя себя за стеснение. – Вы меня поцелуете, господин Ам.
Рауль уже смеется. Это красивое зрелище. Он закидывает голову вверх, как будто стремится увидеть все следящие камеры Юпитера, вечная прядь, закрывающая половину лица, соскальзывает – и видно оба сверкающих весельем глаза.
Рауль предоставляет право считать Катце, он знает, что его реакция быстрее.
И удивляется, когда его кулак непроизвольно сжимается в «камень» в ответ на «камень» Катце.
Они с удивлением смотрят друг на друга.
- Ничья, - с облегчением говорит Катце.
- Значит, играем еще раз, - неумолимо говорит Рауль.
Рыжий бледнеет еще больше, так, что ранее невидимые веснушки проступают на щеках. Наверное, есть и на плечах, и ниже…Вечно он прячется в свитера с высоким воротом.
Раулю становится весело, как никогда.
Что остается монгрелу?
Они выбрасывают пальцы еще раз. На сей раз двое ножниц.
- Ты молодец, - с уважением говорит Рауль. – Просчитал алгоритм.
Но глаза его смеются. И Катце, зажмурившись, сам тянется за поцелуем.
23.05.10.



Пишет  Kurai-Hikari: Не прошло и суток...)

Татсуми/Тсузуки "скорость"

Первый драббл после 3-х месячного перерыва.
«Да что ж сегодня за день такой?..» - подумал Тсузуки, собирая осколки последней в этом кабинете чашки.
— Доброе утро, — раздался откуда-то сверху голос секретаря, да так неожиданно, что остатки чашки вновь оказались на полу.
Асато тяжело вздохнул и поднял на Татсуми грустные глаза. То, что помощи ждать не придется, он прекрасно понимал, но можно подавить на жалось, ведь правда? Однако все старания были тщетны.
— Перестань издеваться над посудой и наведи порядок вот в этих бумагах, — холодный взгляд бездонных синих глаз указал на стол, где громоздились папки с документами, внушая суеверный ужас своим количеством.
Возражать было бесполезно. Забыв про все на свете, Тсузуки обреченно прошествовал к своему рабочему месту. И был приятно удивлен наличием вазочки с шоколадным печением. Как исчез Повелитель теней, он уже не заметил.

Когда в конце рабочего дня Татсуми Сейичиро зашел в кабинет к сильнейшему шинигами в Мейфу, то обнаружил его мирно спящим на кипе бумаг, обнимая рукой пустую вазочку из-под сладостей. Он осторожно тронул его за плече и негромко сказал:
— Я смотрю, скорость изничтожения сладостей во много раз превосходит скорость работы с документами, — мягкий голос с нотками улыбки заставил Тсузуки слегка вздрогнуть, и насторожено оглянуться.
— Я… — он пристыжено скрыл аметистовый взгляд под пологом длинных ресниц.
— Ты, — секретарь сделал небольшую паузу, — должен отдохнуть.
На столе перед Асато оказалась коробка с его любимым тортиком.
— Я поставлю чайник… только…
— Тут не осталось чашек, — Татсуми улыбнулся. — Разрешишь пригласить тебя на чай?
— Спасибо, — искренняя улыбка Тсузуки осветила погруженный в полумрак кабинет.
Как же хорошо, сидеть вот так, грея руки о горячую чашку, слизывать с пальцев попавший на них крем, говорить ни о чем с другом… А он так боялся, что годовщина Киотских событий окажется невыносимой.

Пишет  ~Muraki~:
MerlinBBC, AU, Мерлин/Артур, "водосток"

В двадцать первом веке Мерлин сдается. СМИ сходят с ума, люди готовятся к концу света, на выборах победили консерваторы, Моргана развлекается у руля в Германии, но последнее перерождение Артура все еще не найдено.
Он бродит по Каслроку, переругивается с ветром, который путается в волосах и зовет на Авалон, подолгу стоит у подножья маяка и не хочет отрывать взгляд от горизонта, где шапки пены на буйных волнах соревнуются с усталыми облаками. Казалось, он обошел весь мир. В очередной раз. И все напрасно: лепреконы, банши, феи, эльфы, домовые, выжившие из ума скандинавские боги - никто не знал, куда на этот раз занесло душу его короля.
В двадцать первом веке Мерлин в последний раз прогуливается по пустынным улочкам Каслрока и соглашается с дождем. Пора на покой. Он поправляет защиту над городком перед тем, как связаться с Морганой. Все прячутся у каминов да в пабах, заправлясь горячим и горячительным - никому нет дела до оборванного старика, бредущего под дождем. Последнее обличье. Так удобнее: можно наблюдать и не быть под наблюдением.
Было.
- Ланс! Ланс, дурачье, спускайся давай! Кис-кис-кис, будь хорошим котиком, ну же!
По водостоку дома Хромого Ирвинга прогуливается черный, как смоль, кот, игнорируя дождь и крики хозяина. Старик останавливается возле паренька лет двадцати, который чуть виновато ему усмехается: снова сбежал, мол, мерзавец. Их взгляды пересекаются, и на дне серо-голубых глаз Мерлин видит стальное королевское упрямство.
Он выдыхает.